|
ГЛАВА 24 Они покинули салон и перешли в комнату на носу техасской
палубы, полукруглую, со стенами из небьющегося стекла. Часть задней
стены составляла шахта лифта, ведущая в рубку. Здесь стояли столы и
стулья, несколько диванов и небольшой бар. Здесь, как почти повсюду
на пароходе, звучала музыка из радиоузла, но ее можно было выключить.
После разговора о перемотке, которая должна занять не меньше двух месяцев,
Геринг завел беседу о предстоящем сражении. Ему хотелось бы сказать:
"Кому нужен этот бой? И для какой цели? Неужели ваши люди и люди
Клеменса должны гибнуть, получать увечья и терпеть жестокую боль из-за
того, что случилось несколько десятилетий назад? Мне думается, что вы
с Клеменсом оба не в своем уме. Почему бы вам не прекратить эту распрю?
Ведь у Клеменса есть теперь свой пароход. Зачем ему два? Да двух у него
и не будет, потому что один пароход предполагается уничтожить, и я подозреваю,
что это будет ваш, ваше величество. Зная размеры и потенциал корабля
Клеменса, сомневаться не приходится". Вслух он сказал: -- Может быть, сражаться с Клеменсом еще и не придется.
Неужто он спустя столько лет все еще жаждет мести? И неужели вы до сих
пор хотите ему отомстить за попытку убить вас? Время часто охлаждает
страсти и дает власть холодному рассудку. Быть может... Иоанн повел широкими, массивными плечами и вскинул
руки ладонями вверх. -- Поверьте, брат Фениксо, я возблагодарил бы Бога,
если бы Клеменс образумился и стал мирным человеком. Мне воина ни к
чему. Я - сторонник всеобщего братства. Я ни на кого не поднял бы руку,
если бы никто не поднимал руку на меня. -- Я искренне счастлив это слышать. И знаю, что Ла Виро счастлив будет стать посредником, чтобы уладить все ваши споры миром. Ла Виро, как и все мы здесь, жаждет предотвратить кровопролитие и добиться того, чтобы в ваших с Клеменсом отношениях восторжествовала добрая воля, а быть может, и любовь. -- Сомневаюсь, - нахмурился Иоанн, - чтобы этот одержимый
демоном, кровожадный злодей согласился хотя бы на встречу со мной...
разве что для того, чтобы меня убить. -- Мы приложим все усилия, чтобы устроить такую встречу.
-- Меня тревожит, что Клеменс никогда не перестанет
меня ненавидеть, и вот из-за чего: в битве за этот пароход случайно
была убита его жена - скорее, бывшая жена. Они расстались, но он по-прежнему
любил ее. И он считает, что я виновен в ее смерти. -- Но ведь это случилось еще до прекращения воскрешений.
Ее могли перенести в другое место. -- Не имеет значения. Вероятно, он ее больше никогда
не увидит, поэтому она для него все равно что мертва. Собственно говоря,
она умерла для него еще до своей кончины. Как вам, может быть, известно,
она влюбилась в одного носатого француза, де Бержерака. - Иоанн громко
рассмеялся. - Этот француз был в числе десантников, напавших на "Рекс".
И я двинул его ногой по затылку, когда прыгнул с их мясорубки. Он же
проткнул шпагой бедро капитану Гвалхгвинну. Он единственный, кто одержал
над Гвалхгвинном верх в битве холодным оружием. Гвалхгвинн утверждает,
что его отвлекли, иначе де Бержерак никогда бы не пробил его защиту.
Гвалхгвинну не понравится, если мы с Клеменсом заключим мир. Он жаждет
поквитаться. Герману захотелось посмотреть, так ли думает Бёртон
на самом деле, но оказалось, что англичанин ушел. В это время два матроса внесли бочонки с разбавленным
спиртом. Геринг узнал одного из них. Этот пароход просто кишел его
старыми знакомыми. Это был человек приятной внешности, среднего роста,
стройный, но крепко сложенный, с короткими, песочного цвета волосами
и светлокарими глазами. Звали его Джеймс Мак-Парлан, и он приехал в
Пароландо на следующий день после Германа. Герман говорил с ним о Церкви
Второго Шанса и встретил вежливое, но решительное сопротивление. А запомнился Герману Мак-Парлан потому, что на Земле
он служил детективом у Пинкертона и в ранних 1870-х годах проник в ряды
"Молли Мэгайрз", а позднее способствовал ее уничтожению.
"Молли Мэгайрз" была тайной террористической организацией
ирландских шахтеров и действовала в пенсильванских графствах Шуйлкилл,
Карбон, Колумбия и Люцерн. Геринг, немец и житель двадцатого века, никогда,
возможно, не узнал бы об этом, не будь он страстным любителем историй
о Шерлоке Холмсе. Из книг же он узнал, что прототипами "Скауреров",
Вермиссы и Мак-Мурдо из романа Конан Доила "Долина страха"
послужили соответственно "Молли Мэгайрз", пенсильванские угольные
графства и Мак-Парлан. Это побудило Германа прочесть книгу Алана Пинкертона
"Молли Мэгайрз", где описывались подвиги Мак-Парлана. В октябре 1873 года Мак-Парлан под именем Джеймса Маккенны
сумел проникнуть в тайное общество. Молодой детектив много раз был на
волосок от гибели, но избегал ее благодаря своему мужеству, агрессивности
и остроте ума. Пробыв три года в этом опасном месте, он раскрыл пружины
деятельности "Мэгайрз" и имена ее членов. Руководители были
повешены, власть "Молли Мэгайрз" пала, и владельцы шахт еще
многие годы обращались с шахтерами, как с крепостными. Мак-Парлан, проходя мимо Германа, взглянул на него.
Лицо бывшего сыщика осталось невозмутимым, но Герману показалось, что
Мак-Парлан его узнал. Уж слишком быстро тот отвел взгляд. Притом этот
парень опытный сыщик и когда-то говорил Герингу, что никогда не забывает
лиц. Почему же Мак-Парлан не напомнил, что они знакомы -
потому что десантнику на вахте это не положено или по другой причине? Вошел Бёртон и присоединился к обществу. Через несколько
минут он удалился в туалет у лифта. Герман, извинившись, последовал
за ним. Бёртон стоял у писсуара в дальнем конце, и рядом никого не было.
Герман стал около, пустил струю и тихо сказал по-немецки: -- Спасибо, что не выдали меня своему командиру, -- Я поступил так не из любви к вам. - Бёртон опустил
кильт и пошел мыть руки. Герман быстро присоединился к нему и под шум
льющейся воды сказал: -- Я уже не тот Геринг, которого вы знали. -- Возможно. Один, сдается мне, не лучше другого. Герману очень хотелось объяснить, в чем разница, но
он не посмел отсутствовать слишком долго и вернулся в наблюдательную. Иоанн ждал его, чтобы выйти на палубу, откуда можно
было лучше увидеть озеро, куда как раз входил пароход. Повсюду, насколько видел глаз, торчали скальные шпили,
вырастая порой прямо из воды. Скалы в основном были розовые, но среди
них встречались черные, коричневые, пурпурные, зеленые, алые, оранжевые
и синие. Примерно одна из двадцати была покрыта горизонтальными полосами
разной ширины - красными, зелеными, белыми и синими. Герман объяснил, что на западном конце озера горы сужаются,
образуя узкий пролив около двухсот футов шириной, окруженный гладкими
отвесными стенами семитысячефутовой высоты. Сила течения столь велика,
что ни одно гребное или парусное судно не может его преодолеть. Лодки
здесь движутся лишь в одну сторону - вниз - и движение это невелико.
Однако некие путешественники много лет назад пробили узкую тропу вдоль
южной стены. Она пролегает футах в пятистах над проливом и тянется на
полторы мили, до самого конца ущелья. Так что пешком там пройти можно. -- Сразу за проливом долина довольно узка, хотя ширина
Реки там составляет милю. Там есть питающие камни, но никто не живет.
Наверное, из-за течения - оно там так сильно, что рыбачить или ходить
под парусом можно лишь по ту сторону пролива. Притом в долину проникает
мало света. Однако через полмили вверх имеется залив, где можно стать
на якорь. В нескольких милях выше этого залива долина значительно
расширяется. Там начинается страна носачей, волосатых великанов - титантропов.
Я слышал, что многих из них перебили, так что половину населения там
сейчас составляют обычные люди. - Геринг сделал паузу, зная, что дальнейшие
его слова очень заинтересуют - или должны заинтересовать - его слушателей.
- Предполагают, что всего в двенадцати тысячах миль от пролива находятся
истоки Реки. Он пытался внушить Иоанну, что лучше продолжить путь.
Если истоки так близко, зачем задерживаться здесь ради боя? Особенно
если есть вероятность потерпеть поражение. Почему бы не доплыть до истоков
и не снарядить экспедицию к таинственной башне? -- Вот как, - сказал Иоанн. Если он и клюнул на это, то виду не подал. Казалось,
его интересует только пролив и то, что находится сразу за ним. Ответив на несколько вопросов Иоанна касательно этих
мест, Герман понял, что король размышляет. Залив прекрасно подошел бы
для перемотки моторов. Пролив просто создан для того, чтобы подкараулить
"Внаем не сдается". Застигнув противника в ущелье, "Рекс"
может обстрелять его торпедами - только они должны дистанционно управляться,
поскольку в проливе не меньше трех поворотов. Кроме того, если Иоанн причалит в заливе, он убережет
свою команду от пацифистского влияния шансеров. Геринг правильно разгадал ход мыслей Иоанна. Нанеся
однодневный визит Ла Виро, король поднял якорь и повел, "Рекс"
через пролив. Пароход стал на прикол в заливе, и между судном и берегом
соорудили плавучий причал. Время от времени король Иоанн со своими офицерами
или одни офицеры без него являлись в Аглейо к завтраку - но, когда их
приглашали заночевать или погостить дольше, они никогда не соглашались. Иоанн заверил Ла Виро, что вести бой на озере не намерен. Ла Виро умолял его попробовать договориться о почетном
мире при его, Ла Виро, посредничестве. При первых двух встречах с Ла Виро Иоанн отказывался.
Во время третьей он, к удивлению Ла Виро и Геринга, дал согласие. -- Но я считаю это напрасной потерей времени и усилий,
- заметил он. - Клеменс - маньяк. Я уверен, у него на уме только две
вещи: вернуть свой пароход и убить меня. Ла Виро был счастлив, что Иоанн согласился хотя бы
попытаться. Герман такого счастья не испытывал. Поступки Иоанна
зачастую расходились с его словами. Несмотря на просьбы Ла Виро, Иоаннн отказался допустить
миссионеров Церкви к своей команде. И поставил часовых в конце скальной
тропы, чтобы преградить миссионерам дорогу. У него для этого был хороший
предлог - он, мол, не хочет, чтобы его внезапно атаковали десантники
Клеменса. Ла Виро сказал ему, что препятствовать проходу мирных жителей
он не имеет права. Иоанн ответил, что никакого соглашения относительно
прохода по тропе не подписывал. Он взял тропу под свой контроль - значит,
и права устанавливает он. Прошло три месяца. Герман тщетно ждал случая отозвать
в сторонку Бёртона и Фрайгейта, когда те придут в Аглейо. Они бывали
здесь редко, а если и бывали, ему никак не удавалось застать их одних. Однажды утром Германа вызвали в Храм. Ла Виро сообщил
ему новости, только что переданные барабанами. "Внаем не сдается"
придет в Аглейо через две недели, и Герингу поручается встретить их
в том же месте, что и "Рекс". Клеменс в Пароландо относился к Герману не слишком
дружелюбно, но хотя бы, убить его не пробовал. Геринг, поднявшись в
рубку, сам удивился своей радости при виде Клеменса и гигантатитантропа
Джо Миллера. И американец тут же узнал его. Миллер заявил, что опознал
гостя еще раньше - по запаху. -- Только ты пахнешь не так, как раньше, - добавил
он. - Лучше. -- Может, это запах святости, - засмеялся Герман. -- Значит, у порока и добродетели своя химия? - ухмыльнулся
Клеменс. - А почему бы и нет? Ну а от меня как пахнет после сорокалетних
странствий, Джо? -- Как от зтарых пантерьих какашек. Ну прямо старые друзья встретились после долгой разлуки!
Герман чувствовал, что им почему-то так же приятно видеть его, как ему
- их. Возможно, это какая-то извращенная ностальгия. Или чувство вины
сыграло здесь свою роль. Они, наверное, чувствовали себя ответственными
за то, что случилось с ним в Пароландо. Хотя не с чего как будто -
Клеменс очень старался удалить его из страны до начала насильственных
действий. Они вкратце рассказали Герману о том, что произошло
у них за время их разлуки. А он рассказал о своих приключениях. Потом все спустились в салон, чтобы выпить и представить
Германа разным выдающимся личностям. Сирано де Бержерака вызвали с летной
палубы, где он упражнялся в фехтовании. Француз тоже помнил Германа, хотя и не слишком хорошо.
Клеменс еще раз кратко рассказал о деятельности Германа, и тогда де
Бержерак вспомнил его проповедь. Герман подумал, что время определенно изменило и Клеменса,
и де Бержерака. Американец, кажется, преодолел свою острую неприязнь
к французу, простив ему то, что тот увел у него Оливию Клеменс. Видно,
что оба теперь ладят - они болтают, шутят и смеются. Однако все хорошее когда-нибудь кончается. Герман сказал:
-- Вы, наверное, уже слышали, что пароход короля Иоанна
пришел в Аглейо три месяца назад? И что он поджидает вас за проливом
на западном конце озера? Клеменс выругался. -- Мы знали, что расстояние между нами быстро сокращается.
Но что он остановился - не знали. Герман рассказал им, как встречал "Рекс"
и что случилось потом. -- Ла Виро продолжает надеяться, что вы с Иоанном сможете
простить друг другу обиды. Он говорит, что после столь долгого времени
уже не важно, кто начал первым. Он говорит... Клеменс покраснел и насупился. -- Легко ему говорить о прощении! Ну и пусть толкует
о нем хоть до Судного дня - его дело! От проповедей еще никому вреда
не бывало, бывает даже и польза - если охота вздремнуть. Но я не затем проделал такой путь, преодолев все трудности,
душевные муки и измены, чтобы погладить Иоанна по головке и признать,
что он, в сущности, хороший мальчик, несмотря на все свои пакости -
а потом поцеловать его и помириться. "Ты, Иоанн, потрудился на славу, чтобы уберечь
мой пароход от всех злодеев-грабителей, что пытались отнять у тебя столь
дорого доставшееся тебе судно. Какого черта, Иоанн - я ненавидел, презирал
и проклинал тебя, но все это в прошлом. Я не злопамятен - я добродушный
простачок". -- Черта с два! - взревел Клеменс. - Я потоплю его
пароход, который так любил когда-то! Теперь он мне не нужен! Иоанн обесчестил
его, превратил в бордель, провонял его! Я потоплю его, чтобы не видеть
больше. И так ли, этак ли, но избавлю мир от Иоанна Безземельного. Когда
я покончу с ним, он станет Иоанном Бездыханным! -- Мы надеялись, - сказал Герман, - что после стольких
лет - через два поколения, как считали раньше - ваша ненависть остыла,
а то и угасла совсем. -- Еще бы, - саркастически отозвался Клеменс. - Бывали
такие минуты, дни, недели, месяцы, да что там - и годы, когда я не думал
об Иоанне. Но когда я уставал от бесконечного странствия по Реке и мне
хотелось сойти на берег и остаться там, чтобы отдохнуть от шума колес,
от всей этой рутины, от трехразовой ежедневной подзарядки граалей и
батацитора, от вечных споров, которые надо улаживать, и вопросов, которые
надо решать, когда мое сердце останавливалось при виде женщин, похожих
на мою любимую Ливи, или Сюзи, или Джин, или Клару - но это были не
они... Тогда я, невыразимо усталый, уже готов был сказать: "Принимай
судно, Сирано, а я сойду на берег, отдохну, развлекусь и позабуду об
этом прекрасном чудовище - уведи его вверх по Реке и не приводи обратно..."
И вот тут я вспоминал об Иоанне, о том, что он сделал со мной, и о том,
что я сделаю с ним. И я, собравшись с силами, кричал: "Вперед без
страха и сомненья! Вперед, пока не схватим Иоанна-злодея и не отправим
его на дно Реки!" Мысль о моем долге и самое горячее мое желание
- услышать, как будет визжать Иоанн, прежде чем я сверну ему шею - вот
что поддерживало меня на протяжении, как вы изволили выразиться, двух
поколений! -- Мне грустно это слышать, - только и сказал Герман. Продолжать разговор на эту тему было бесполезно. |